Миссис де Уинтер - Страница 14

В конце концов они ушли, дочери Джулиана потребовалась целая вечность, чтобы довести отца до двери, ибо он настаивал, чтобы ему не помогали, и уж совсем тяжелым делом было для него идти по гравийной дорожке, затем его усадили в машину, которую завели и прогрели согласно его указаниям.

Наконец они уехали, до отъезда Фрэнка оставался час, за ним приехала машина, чтобы отвезти на станцию, откуда он должен был добираться до Лондона, а затем в спальном вагоне - домой в Шотландию.

Поля были освещены мягким, лимонного оттенка, светом, в воздухе кружились и опускались на землю листья, падали с деревьев последние яблоки. Было на удивление тепло. Мне хотелось быть на природе, потому что все вокруг было так красиво, я не могла терять ни одного момента после столь долгого отсутствия, не могла сидеть взаперти и слышать, как тикают часы, поскрипывают ступеньки, как шлепают по полу лапами собаки, которые бродят из комнаты в комнату в поисках Беатрис, да слышатся тяжелые вздохи Джайлса. Однако Максим не хотел выходить, лицо его приобрело пепельный оттенок от усталости и напряжения.

- Я полежу, может быть, засну.

Я не ответила. Мы стояли в холле, и в открытую дверь был виден сад, из которого тянуло запахом яблок. Где-то в тени Фрэнк деликатно ожидал, когда он может понадобиться, - это была его постоянная манера, в свое время раздражавшая Беатрис.

- Какой скучный человек, - сказала она мне в тот первый день, - никогда не расскажет ничего интересного.

Я уже тогда знала, что она не права, осуждая его за выдержку и умение сохранять спокойствие, а теперь подумала: оценила ли она в конце концов его достоинства, поняла ли, чего он на самом деле стоит?

- Ты иди, - сказал Максим, - я знаю, тебе этого хочется. Иди, если можешь. - Посмотрев ему в лицо, я увидела, что он великолепно понимает, что я в тот момент чувствовала и хотела скрыть. Он улыбнулся усталой улыбкой и, наклонившись, легонько поцеловал меня в лоб. - Иди. - И, повернувшись, стал подниматься по лестнице.

Я вышла из дома.

Глава 4

Минувшей ночью я проснулась после долгого путешествия, растерянная и потрясенная тем, что вернулась домой.

Теперь меня пробудил от глубокого, без сновидений, сна какой-то звук, и я несколько минут сидела на кровати, опять пребывая в смятении, полагая, что нахожусь в нашей комнате в гостинице, и удивляясь непривычному местоположению окна.

Максим спал совершенно неслышно; мы оба были в эмоциональном плане измотаны, я чувствовала себя заторможенной и глуповатой от усталости. Что за звук я услышала? Вокруг царила полная тишина, в комнате было темно.

Затем снова раздался звук, который, по всей видимости, разбудил меня, какой-то приглушенный шум, причину которого я не смогла определить, - его мог произвести и человек, и животное.

Я снова легла, но едва коснулась головой подушки, как звук повторился, теперь он был громче, казалось, он приближается ко мне по половицам или по стенам дома, и я в конце концов встала и тихонько пошла к двери.

Стоя в темном коридоре, я поначалу подумала, что это одна из собак, опечаленная отсутствием Беатрис и сбитая с толку изменением заведенного в доме распорядка, скулит и ходит по комнатам и коридорам. Но все собаки были заперты на кухне внизу. Непонятный звук исходил из спальни.

И тогда я вдруг поняла, что это был звук рыданий, рыданий мужчины, перемежающихся бормотаниями и негромкими выкриками.

Я не решалась идти к нему, я чувствовала страх и стыд. Мне хотелось быстро вернуться в свою кровать, зажать уши, накрыться подушкой, чтобы не слышать этих рыданий, которые грозили пробудить во мне множество дремлющих эмоций.

Но затем появилось чувство жалости и естественное желание успокоить, помочь, и я, спотыкаясь и ощупывая стены рукой, побрела вперед, по старым изношенным коврам, постеленным по центру коридора. Джайлс и Беатрис, похоже, не особенно стремились к роскоши, они жили все тридцать с лишним лет так, как и тогда, когда только поселились в этом доме, вероятно, даже не замечая, насколько вещи обветшали, предпочитая больше находиться вне дома, уделяя много времени лошадям, собакам, саду и своим друзьям. Это было одно из качеств, которое внушало мне к ним любовь. Во время своих немногочисленных визитов я всегда чувствовала себя в их доме уютно и комфортно, особенно по сравнению с Мэндерли, великолепие и чопорность которого приводили меня в смятение.

В конце коридора я остановилась возле спальни Беатрис. Звуки рыданий слышны были совершенно отчетливо, закрытая дверь лишь незначительно их приглушала.

Я заколебалась, попыталась успокоиться и собраться с мыслями. Затем вошла.

- Джайлс...

Некоторое время он не видел и не слышал меня, он не поднимал головы, поэтому я кашлянула, тихонько скрипнула ручкой и, наконец, снова негромко произнесла его имя.

- Джайлс, я услышала тебя, мне не по себе... Могу я чем-нибудь помочь?

На старомодном туалетном столике Беатрис горела настольная лампа, за столиком сидел Джайлс. Я видела в трельяже отражение его толстой шеи над голубым халатом. Дверцы гардероба были открыты, два или три ящика комода выдвинуты, несколько предметов одежды Беатрис вынуты и разложены на полу, на кровати, на спинке стула - ее твидовые юбки и практичные шерстяные джемперы, фиолетовое платье, темно-бордовый жакет, шарфы, нижнее белье, пальто из верблюжьей шерсти... с головой лисы, бусины глаз которой угрожающе сверкали.

Джайлс прижимал к лицу старенькую персикового цвета атласную накидку помнится, я однажды, много лет назад, видела ее на Беатрис, - а я стояла, по-дурацки разглядывая все это и не зная, что еще могу сказать или сделать. Некоторое время спустя, не вздрогнув и не удивившись, Джайлс поднял глаза. Они были опухшие и покрасневшие, в них стояли слезы. Слезы были на лице и бороде, и я могла не только видеть и слышать, но, кажется, ощущать физически его отчаяние, всю глубину его неутешного горя.