Однако чего-то нам все же недоставало, хотя мы об этом не говорили. По мере того как лето все более вступало в свои права, распускались вьющиеся розы, окутывая собой стены, колонны и ограды, листва на деревьях становилась темно-зеленой, я осознавала это все яснее и яснее.
Однажды в конце июня я проснулась около пяти часов утра и больше не могла заснуть, хотя и чувствовала себя невыспавшейся и не могла поднять век. Комнату наполнял мускусный, дурманящий запах роз, пышные гирлянды которых свешивались с низкой крыши над открытым окном нашей спальни.
Я тихонько спустилась и вышла из боковой двери в сад. Воздух был свежий, даже прохладный, солнце еще не взошло, овцы не пробудились и отдыхали, разбредясь по всему склону. Я прошла мимо беседки и оказалась на тропке, которая вела к большому округлому искусственному пруду. У нас пока не было возможности вычистить его и отремонтировать фонтан, и я посмотрела в спокойную зеленую воду, в которой разрослись водяные лилии, задавая себе вопрос, осталась ли здесь крупная рыба и как ей там живется. Я села на каменный бордюр, небо было жемчужно-серым, на темной траве поблескивала роса.
Вот оно, счастье, подумала я. Здесь. Сейчас.
Я подняла голову и тут же увидела их; они шли по саду со стороны косогора; я увидела их совершенно отчетливо - троих детей, мальчишек, мне и в Мэндерли являлись в воображении именно мальчишки: двое постарше, покрепче, здоровые, сильные, энергичные, они кричали и толкались, а третий маленький, тихий и задумчивый, погруженный в себя. Они бежали по траве, по гравийной дорожке, один из них сорвал головку цветка, второй поднял в воздух палку и стал ею размахивать над головой. Я видела их смышленые лица, открытые и веселые, видела растрепавшиеся волосы, видела, что телосложением они походили на Максима. Я представила их так отчетливо, что казалось, если бы развела руки, они бросились бы в мои объятия, стараясь опередить друг друга, чтобы рассказать мне что-то смешное, я бы физически ощутила их густые волосы и пружинистые тела. Я перевела взгляд на маленького, поманила его, и он улыбнулся, однако остался ждать, чтобы подойти ко мне чуть позже, когда старшие уйдут и мы сможем спокойно побыть вдвоем. Возможно, мы сядем и станем смотреть в темную глубокую воду пруда, ожидая, когда там плеснет рыба. Он не будет ничего говорить или удивляться, останется спокойным и невозмутимым, довольный тем, что оказался рядом со мной, а голоса убегающих по дорожке братьев будут все тише и тише.
Я продолжала сидеть на бордюре, погрузив руку в воду и шевеля пальцами, когда взошло солнце, осветив косыми золотистыми лучами траву и лепестки роз, которые росли над восточной стеной. Каждый вечер всю предыдущую неделю я строила планы по перепланировке сада, составляла список работ, делала наброски карандашом, как будет выглядеть то или другое место через год; теперь, увидев детей, я ясно представила, каким должен быть сад. И это будет нетрудно осуществить, это лишь вопрос времени и старания. Я услышала звук открывающегося окна, затем шум льющейся воды. Через несколько минут придет Максим и присоединится ко мне, мы вместе пойдем по саду, и я стану рассказывать, что и где, по моему мнению, следует убрать, что подрезать, где разбить новый газон, где починить решетку; скажу, что мистер Пек собирается прислать человека для ухода за овощами, который может прийти даже сегодня.
Все это было легко, я говорила об этом с радостью, но вот о детях говорить не могла. Я почему-то боялась, что если расскажу о них Максиму, то это принесет несчастье и ничего этого не будет. Как в конечном итоге выяснилось, Ребекка не могла иметь детей. Я не буду такой, как Ребекка, не должна быть.
Я поднялась, и внезапно ко мне пришло решение. Нельзя пассивно ждать месяцы и годы, слепо надеясь на счастье и ничего не предпринимая. Мы оба всегда считали естественным, что у нас будут дети, и нет оснований для того, чтобы их не иметь, однако я очень мало знала о себе, я никогда не болела, редко обращалась к врачам. И сейчас, приняв решение, я вдруг осознала, что не знаю, ни одного доктора. Последний, которого я видела, был специалист в Лондоне, его дом мы посетили в тот кошмарный день, когда нам требовались доказательства по делу Ребекки. Доктор Бейкер. Я запомнила его в спортивном костюме, когда мы заявились к нему, прервав его игру в теннис.
К нему я не пойду. Но тогда к кому? Как мне найти доктора? Кого об этом спросить? Если бы заболел кто-то из нас, наверное, не составило бы труда узнать имя какого-нибудь местного врача, спросить об этом Дору или миссис Пек. Но меня отпугивала мысль обращаться к человеку, с которым мы можем общаться по-соседски. Я понимала, что не могу предстать в качестве пациентки перед человеком, которого знаю или который в скором времени станет нашим знакомым, дело было слишком тонкое, интимное.
Я должна съездить в Лондон, как это некогда сделала Ребекка, подумала я, чтобы проконсультироваться с человеком, который ничего обо мне не знает. В те далекие времена я могла попросить совета у Беатрис, теперь же я никого не знала. Как найти доктора в Лондоне? Меня охватила паника, я впервые чувствовала себя беспомощной, отрезанной от остального мира.
Вышел Максим и несколько минут стоял, оглядывая дом, сад, косогор, на его лице можно было прочитать радость и удивление. Он был счастлив не меньше меня, он любил Коббетс-Брейк. Мы не можем замыкаться только на себе, нет смысла все здесь восстанавливать, прикупать земли, строить и совершенствовать, если мы Подойдем к своей старости лишь вдвоем, ведь все снова придет в запустение, потому что мы не сможем вести хозяйство и нам некому будет его передать. У меня должны быть мальчишки, свирепо сказала я себе, обязательно, потому что я их уже видела, я почти знаю их, они нужны мне, Максиму и Коббетс-Брейку.